«Отражения в объективе»

Интерьер: Старинная дача под Петербургом, гостиная с высокими окнами в стиле модерн. В углу — рояль, покрытый пылью. На стенах — черно-белые фотографии в духе *Хельмута Ньютона*: обнаженные фигуры, застывшие в двусмысленных позах. Андрей, фотограф, специально привез сюда Эдуарда и Людмилу. «Здесь свет идеален после пяти», — сказал он, поправляя софтбокс.
Людмила нервничала. В 52 года ее тело все еще вызывало восхищение — полная грудь, тонкая талия, бедра, которые Эдуард когда-то сравнивал с античными вазами. Но сейчас она теребила край шелкового халата.
— «Я не уверена… Может, только в белье?» — ее голос дрожал.
Андрей улыбнулся, делая вид, что не замечает, как его взгляд скользнул по ее ногам. «Люда, это же искусство. Ничего, чего бы не было в классической живописи».
Внутри же его мысли пульсировали:
«Боже, как она двигается… Если бы они знали, что я снимаю не только для их альбома».
Эдуард, солидный мужчина с сединой у висков, курил у окна. Он согласился на съемку, но теперь сомневался. Андрей подошел к нему:
— «Представьте, это ваш подарок друг другу. Через годы вы будете смотреть и вспоминать, какими были страстными».
Мысли Андрея:
«Какой идиот откажется от такого зрелища? Хотя бы ради того, чтобы видеть, как она…»
Когда Людмила наконец сбросила халат, свет от окна окутал ее силуэт, словно вуаль. Андрей прикрыл один глаз, целясь объективом:
— «Эдуард, положите руку на ее талию… Да, так. Теперь взгляд в камеру».
Его внутренний монолог:
«Она краснеет. Черт, это еще горячее… Интересно, дрожит ли она так же, когда…»
Щелчок затвора. Кадр готов.
К концу вечера Людмила расслабилась. Андрей показал им несколько снимков на экране камеры:
— «Видите? Это не просто фото — это ваша история».
Но в голове он уже представлял, как эти кадры попадут в его «особенную» коллекцию.
Андрей поправил свет, чтобы тени мягко обволакивали изгибы Людмилы. Она стояла у рояля, пальцы сжимая край крышки.
— «Люда, вы слишком скованы… Дышите глубже», — он подошел ближе, делая вид, что корректирует позу. Его пальцы едва коснулись ее груди, затем медленно провели вдоль бедра.
Людмила замерла. Это не было похоже на прикосновения Эдуарда — слишком профессиональные, но от этого еще более волнующие.
— «Вот так… Теперь слегка прогните спину», — его ладонь скользнула к ее талии, теплая и уверенная.
Она почувствовала, как кожа под его пальцами становится чувствительнее, но не отстранилась. Камера щелкнула — кадр удался.
Эдуард наблюдал со стороны, и в его взгляде не было ревности, только тихое восхищение тем, как преображается жена.
Андрей улыбнулся:
— «Теперь вы понимаете, почему я люблю свою работу?»
Андрей опустил камеру, удовлетворенно кивнув:
— «Идеально. Теперь давайте попробуем что-то… смелее».
Людмила перевела взгляд на Эдуарда. Тот молча сжал ее руку — знак доверия.
— «Представьте, что вас никто не видит», — фотограф подошел к окну, раздвинул шторы. Вечерний свет залил комнату, превратив кожу Людмилы в теплый мрамор.
Его пальцы скользнули по ее запястью, поправляя браслет:
— «Здесь нужен контраст… Разрешите?»
Прикосновение длилось секунду, но электричество от него разлилось по телу. Она не ожидала, что такая малость заставит сердце биться чаще.
Камера снова щелкнула.
— «Вы восхитительны», — прошептал Андрей, и в его голосе не было фальши.
Эдуард встал за спиной жены, обнял ее. Теперь они оба смотрели в объектив — не как жертвы, а как соавторы.
Людмила застыла, чувствуя, как прохладный воздух касается обнажённой кожи. Андрей медленно вывел ее на середину комнаты и обошёл её, щелкая затвором.
— Андрей (сдавленным голосом): "Божественно... Эдуард, ты видишь это?"
Его пальцы скользнули вдоль её позвоночника, останавливаясь у основания шеи. Людмила вздрогнула, но не отстранилась.
— Людмила (про себя): "Он делает это специально... И мне нравится..."
— Эдуард (сжимая бокал): "Вижу. Хотя, возможно, слишком близко рассматриваешь."
В его голосе прозвучала лёгкая угроза, но глаза горели интересом.
Андрей присел на корточки, делая кадр снизу. Его дыхание обожгло внутреннюю поверхность бедра Людмилы.
— Андрей (шёпотом): "Разведите ноги... Шире. Да, так."
Она послушалась, чувствуя, как жар разливается по всему телу. Камера щёлкала снова и снова.
— Эдуард (неожиданно твёрдо): "Довольно. Дай мне камеру."
Андрей замер, затем медленно поднялся. Их взгляды скрестились — вызов встретил вызов. Людмила наблюдала, затаив дыхание.
— Андрей (протягивая камеру): "Хочешь сам закончить съёмку?"
Эдуард взял технику, но не отпустил руку фотографа.
— Эдуард (тихо): "Нет. Я хочу, чтобы ты показал, как это — видеть её по-настоящему."
Людмила ахнула, когда Андрей вдруг притянул её к себе. Его губы обжигающе горячими прикоснулись к её шее.
— Андрей (шёпотом): "Ты уверен, что хочешь это видеть?"
Эдуард поднял камеру. Затвор щёлкнул.
Третий бокал коньяка опустел. Эдуард расстегнул воротник рубашки, не отрывая взгляда от жены. Андрей стоял за её спиной, руки лежали на её бёдрах — уже не притворяясь, что поправляют позу.
— Эдуард (хрипло): "Ты же сказал — показать, как её видеть..."
Он бросил камеру на диван и сделал шаг вперёд.
Андрей почувствовал, как Людмила напряглась. Его пальцы впились в её кожу.
— Андрей (шёпотом в ухо): "Боишься? Он же твой муж."
Она не ответила, лишь закусила губу, когда Эдуард притянул её к себе. Их тела слились в давно забытом ритме. Андрей отступил, но не для того, чтобы уйти — чтобы снять.
Камера ловила:
- Руки Эдуарда, скользящие по знакомым изгибам — грубее, чем обычно
- Глаза Людмилы, закрывающиеся в момент, когда муж кусает её плечо
- Собственное отражение в зеркале — наблюдателя, ставшего соучастником
— Андрей (включив видео): "Не останавливайтесь..."
Эдуард обернулся. В его взгляде не было гнева — только вызов.
— Эдуард: "Ты либо снимаешь, либо участвуешь."
Людмила резко подняла голову. Её голос прозвучал неожиданно чётко:
— Людмила: "Я выбираю третье."
Она вырвалась, схватила халат и накинула его, дрожащими пальцами затягивая пояс. В комнате повисла тишина.
— Андрей (первым нарушил молчание): "Мы зашли слишком далеко?"
Эдуард потёр переносицу, затем неожиданно рассмеялся:*
— Эдуард: "Чёрт возьми... Мы же просто хотели фото для юбилея."
Людмила подошла к камере, удалила последние файлы и протянула её Андрею.
— Людмила: "Но кое-что я оставлю себе... Как напоминание."
На экране мелькнул единственный сохранённый кадр — её лицо в момент, когда она поняла: границы существуют, чтобы их пересматривать.